Хорхе Луис Борхес. Книга Песка

     Перевод В. Кулагиной-Ярцевой

     ...thy rope of sands... George Herbert*
     ...твой песчаный канат... -- Джордж Херберт

     Линия   состоит  из  множества  точек,  плоскость  --  из  бесконечного
множества линий; книга -- из  бесконечного множества  плоскостей; сверхкнига
-- из бесконечного  множества книг. Нет, решительно  не  так. Не  таким more
geometrico  должен  начинаться  рассказ.  Сейчас  любой  вымысел  непременно
сопровождается заверениями в его  истинности, но мой  рассказ и в самом деле
-- чистая правда.
     Я живу один  в четвертом этаже на  улице Бельграно.  Несколько  месяцев
назад, в сумерках, в дверь  постучали. Я открыл, и вошел незнакомец. Это был
высокий  человек  с бесцветными  чертами, что,  возможно,  объясняется  моей
близорукостью. Облик его выражал пристойную бедность.
     Он  сам  был  серый,  и  саквояж  в его  руке тоже  был  серый.  В  нем
чувствовался иностранец. Сначала он показался мне старым, потом я понял, что
его светлые, почти белые -- как у  северян -- волосы сбили меня  с толку. За
время нашего  разговора,  продолжавшегося не более часа,  я  узнал, что он с
Оркнейских островов.
     Я указал ему стул. Незнакомец не торопился начать.  Он был печален, как
теперь я.
     -- Я продаю библии, -- сказал он.
     С некоторым самодовольством я отвечал:
     -- В этом доме несколько английских библий, в том числе первая -- Джона
Уиклифа. Есть  также  Библия  Сиприано де Валеры  и Лютерова, в литературном
отношении она хуже других, и экземпляр Вульгаты. Как видите, библий хватает.
     Он помолчал и ответил:
     -- У меня есть  не только  библии.  Я покажу вам одну  священную книгу,
которая может заинтересовать вас. Я приобрел ее в Биканере.
     Он  открыл саквояж  и положил книгу  на стол.  Это был  небольшой том в
полотняном переплете.  Видно  было, что он побывал  во многих  руках. Я взял
книгу. Ее тяжесть  была поразительна. На корешке стояло: "Holy Writ" и ниже:
"Bombay".
     -- Должно быть, девятнадцатый век, -- заметил я.
     -- Не знаю. Этого никогда не знаешь, -- был ответ.
     Я  наугад  раскрыл  книгу.  Очертания  букв  были  незнакомы.  Страницы
показались  мне истрепанными,  печать была бледная, текст шел в два столбца,
как в Библии. Шрифт убористый, текст разбит на абзацы. В верхнем углу стояли
арабские цифры.  Я обратил  внимание, что  на четной  странице стояло число,
скажем,  40 514, а на следующей, нечетной, -- 999.  Я перевернул ее -- число
было  восьмизначным.  На  этой  странице  была  маленькая, как  в  словарях,
картинка: якорь, нарисованный пером, словно неловкой детской рукою.  И тогда
незнакомец сказал:
     -- Рассмотрите хорошенько, вам больше никогда ее не увидеть.
     В словах, а не в тоне звучало предостережение.
     Я  заметил страницу  и  захлопнул книгу. И тут же открыл ее. Напрасно я
искал, страница  за  страницей,  изображение якоря. Скрывая растерянность, я
спросил:
     -- Это священные тексты на одном из языков Индостана, правда?
     -- Да, -- ответил он. Потом понизил голос, будто поверяя  тайну: -- Она
досталась мне в одном равнинном селении в обмен на несколько рупий и Библию.
Ее  владелец  не  умел  читать,  и  думаю, что  эту  Книгу  Книг  он  считал
талисманом. Он  принадлежал  к  самой  низшей  касте,  из  тех, кто не смеет
наступить  на  свою тень, дабы не осквернить  ее. Он объяснил  мне, что  его
книга называется  Книгой песка, потому  что она, как  и песок, без начала  и
конца.
     Он  попросил  меня  найти  первую  страницу. Я  положил  левую руку  на
титульный лист и плотно сомкнутыми пальцами попытался раскрыть книгу. Ничего
не выходило, между рукой и титульным листом всякий раз оказывалось несколько
страниц. Казалось, они вырастали из книги.
     -- Теперь найдите конец.
     Опять неудача; я едва смог пробормотать:
     -- Этого не может быть.
     Обычным, тихим голосом продавец библий сказал:
     -- Священное Писание (англ.).
     -- Не  может быть,  но так есть. Число страниц в этой книге бесконечно.
Первой страницы нет, нет  и последней. Не знаю, почему они пронумерованы так
произвольно.  Возможно,   чтобы  дать  представление   о   том,  что   члены
бесконечного ряда могут иметь любой  номер.  --  Потом  мечтательно, высоким
голосом: --  Если  пространство  бесконечно,  мы пребываем в какой-то  точке
пространства. Если время бесконечно, мы пребываем в какой-то точке
     времени.
     Его попытки философствовать раздражали. Я спросил:
     -- Вы верующий?
     --  Да, я пресвитерианец. Совесть моя  чиста. Я уверен, что  не обманул
туземца, дав ему Слово Божие взамен этой дьявольской книги.
     Я заверил его, что раскаиваться  не в чем, и  спросил, надолго ли он  в
наших краях. Он ответил, что через несколько дней собирается возвращаться на
родину.  Тогда-то  я и узнал,  что  он  шотландец  с Оркнейских  островов. Я
признался в своей любви к Шотландии -- из-за Стивенсона и Юма.
     --  И  Роба  Бернса,  --  добавил  он. Пока  мы  разговаривали,  я  все
рассматривал бесконечную книгу. И с деланным безразличием задал вопрос:
     -- Собираетесь предложить эту диковинку Британскому музею?
     -- Нет, я предлагаю ее вам, -- ответил он и назвал
     довольно высокую цену.
     В соответствии с истиной я ответил, что эта сумма для меня неприемлема,
и задумался. За несколько минут У меня сложился план.
     -- Предлагаю вам обмен, --  сказал я  ему. -- Вы получили  этот том  за
несколько рупий и  Священное Писание; предлагаю вам  пенсию, которую  только
что получил, и  Библию  Уиклифа с готическим шрифтом.  Она Досталась мне  от
родителей.
     -- Готическую Уиклифа! -- прошептал он.
     Я вынес из  спальни  и отдал ему  деньги  и книгу. Он  принялся листать
страницы и ощупывать переплет с жаром библиофила.
     -- По рукам.
     Странно было, что  он не  торговался. И только потом н  понял,  что  он
появился у  меня, намереваясь  расстаться  с книгой.  Деньги он  спрятал  не
считая.
     Мы  поговорили  об Индии,  об Оркнейских островах и о норвежских ярлах,
которые  когда-то правили  ими.  Когда  он ушел, был вечер. Я не узнал имени
этого человека и больше не видел его.
     Я собирался  поставить  Книгу песка на место уиклифовской Библии, потом
передумал и спрятал ее за разрозненными томами "Тысячи и одной ночи".
     Я лег, но не заснул. Часа в  четыре  рассвело.  Я  взял мою невероятную
книгу  и стал листать страницы. На одной была выгравирована маска. В верхнем
углу стояло число, не помню какое, в девятой степени.
     Я  никому  не показывал  свое  сокровище.  К  радости  обладания книгой
примешивался  страх,  что  ее  украдут,  и  опасение, что  она  все-таки  не
бесконечна.  Эти волнения  усилили  мою всегдашнюю мизантропию.  У меня  еще
оставались друзья -- я  перестал  видеться с ними. Пленник книги, я почти не
появлялся  на улице.  Я рассматривал в  лупу  потертый  корешок и переплет и
отгонял  мысли о  возможной  мистификации. Я заметил, что маленькие картинки
попадаются страниц через двести. Они никогда не повторялись. Я стал отмечать
их в  записной книжке, и она тут же заполнилась. Ночью, в редкие часы, когда
не мучила бессонница, я засыпал с книгой.
     Лето шло к  концу, и  я  понял,  что книга  чудовищна. То,  что  я,  не
отводивший от  нее  глаз и  не выпускавший ее  из рук, не  менее  чудовищен,
ничего  не  меняло.  Я чувствовал, что  эта  книга  --  порождение  кошмара,
невыносимая вещь, которая бесчестит и отрицает действительность.
     Явилась мысль  о костре, но было страшно, что горение бесконечной книги
может длиться бесконечно и задушить дымом всю планету.
     Вспомнилось  вычитанное где-то:  лист  лучше всего прятать  в  лесу. До
ухода  на  пенсию я  работал  в  Национальной библиотеке, в которой хранится
девятьсот тысяч книг. Я  знал справа от вестибюля крутую лестницу в  подвал,
где сложены  газеты и карты; воспользовавшись невнимательностью сотрудников,
я оставил там Книгу песка на одной из сырых  полок и  постарался забыть, как
далеко от двери и на какой высоте.
     Стало  немного  легче, но о том, чтобы появиться на  улице  Мехико,  не
хочется и думать.